Автор: abcider

Ленид Леонов писал свой роман «Пирамида» примерно сорок пять лет. Произведение большое, сложное, многолинейное. Оно вроде и о реальных события — и мистическое.

Среди разных персонажей, в «Пирамиде» имеется один очень вроде и узнаваемый, но и самобытный, в контексте вообще литературы. Это Бамбалски, или старик Дюрсо. У него особая манера речи. Она нам известна из кино и литературы. Например, в схожем стиле разговаривали многие персонажи Зощенко. В «Золотом телёнке» можно узнать эту манеру у Паниковского, а временами и в авторской речи. В кино… Допустим, «Свадьба в Малиновке», герои «артиллерист» Пуговкина и «Попандопуло» Водяного. Хотя Водяной, как мне кажется, не для этой роли, плохо вписан. Ещё «За двумя зайцами» — «Голохвастый» в исполнении О. Борисова. По всей видимости, такая манера речи была типичной в первой трети двадцатого века в определённых кругах, и возможно, связана с культурным феноменом Одессы. У Жванецкого чётко слышны эти интонации, с чередованием ударения между последним и предпоследним слогами в предложениях, короткие вопросы, часто начинаемые с гласной, и акцентуация вопроса опять же в предпоследнем слоге.

Однако у леоновского старика Дюрсо вопросов не много. Это монологовый персонаж. Но он сотворён тщательно, он живой. Живой не из-за речевой стилистики, вызывающей интерес, а ввиду личного антуража. Если в других примерах схожие персонажи не имеют обычной биографии, то у Бамбалски есть и довольно подробно описанное прошлое, с цирковым детством, и настоящее, в котором взрослая дочь и сложные отношения с государством.

«Пирамида» в определённой мере перекликается с «Мастером и Маргаритой».  Но Булгаков даёт волю чувствам, у него больше динамики, броскости. Чего не отнять у Леонида Максимовича Леонова, так это объёмность персонажей. В романе их очень много и, разумеется, проходные не сильно расписаны автором, но старик Дюрсо один из главных. Колоритная, запоминающаяся, в то же время, не простая и драматическая фигура. Кстати, манера разговора Дюрсо выглядит экстрактом речевой стилистики автора в этом романе, а авторская речь в нём особенная, отличная от других романов Леонова.

Возможно, кто-нибудь рискнёт поставить фильм по этому произведению. Сложно, конечно сложно. Но, к примеру, по гроссмановской «Жизни и Судьбе» поставили. Тоже в романе много авторских рассуждений, внутренних диалогов, тем не менее, фильм получился смотрибельный. Довольно далеко ушедший от книги, но смотрибельный. У «Пирамиды» богаче кинематографическая составляющая, хотя и при большем  текстовом массиве. Не знаю, однако, кто мог бы теперь сыграть старика Дюрсо? Зиновий Гердт, когда-то мог бы. Теперь?.. не знаю.

Одна из сцен с монологом Дюрсо:

— На данном участке фронта я ручаюсь за полный порядок, вам останется голая техника. Двадцать минут на манеже, после чего имеете на выбор спать или шалить, как молодой Бог, в пределах моей видимости, чтоб не склевала шустрая птичка… Что касается добрых дел — только в мелких купюрах, чтобы не производить подозрение как прохвост, заговорщик или идеалист, но пускай дополнительная реклама, что чудак и джентльмен. Я этого не касаюсь, но если правда, что вы ангел, то вам неудобно, словно стрекулист, делать в переносном смысле чечётку при крахмальном гарнитуре плюс цилиндр на отлёте. Здесь, я предвижу, мне достанется нелёгкая половина, и я согласен немножко больше… но не в этом дело. Не подумайте, что я рвусь иметь пай в большом аттракционе, а просто не могу позволить, чтобы в сутолоке жизни рассосалось такое дарование, как вы, если оно по молодости не имеет представления, с кем имеет дело в собственном лице. Берегите себя от всего на свете — от потных рук и пристального вниманья, грязной дружбы и лишней щедрости, но плюс к тому не оставляйте на виду: может нанюхать большая кошка, наступить ногой большой начальник. Это странный предмет: невесомый, он легко режет сталь и может развалиться от неосторожного прикосновенья. Поверьте старику… тот, у кого никогда его не бывало, лучше других понимает, что такое талант!

— А что такое талант? — как эхо переспросил Дымков.

— Вот, на каждый вопрос умного собеседника можно ответить только как Пилат. Наука еще не знает, болезнь это, или дар, или ярмо… Я тоже, но постараюсь. Так называется частное производство ценностей, мимо плана и казны, причём в свою пользу… получается неравновесие. Выдайте всем одинаковый паек, чёрствая корка плюс кружка воды, и один жуёт свою тюремную мурцовку по гроб жизни, как любит сказать директор цирка, а другой немножко пощурится на те же засохлые дырки в тесте через лупу воображения, которое ему досталось без всяких затрат на оборудование, и вот немного спустя в книжных витринах появился какой-нибудь грот любви, то же самое пещера Лейхтвейса, наконец, ценное море Айвазовского, после чего на вторую корку намазывается дефицитное масло, а первую глотают всухую, просто так. Но если у меня орава двенадцать ртов плюс на днях приезжает из провинции дядя с тромбофлебитом, и если хоть для проформы, не сытости ради, надо в каждый сунуть по куску, и за это погибать круглый день на дымном производстве… Если даже кто понимает, что перед ним талант, и сам имеет немножко на этом деле, но, эгоизм природы, каждому хочется больше… и даже не в этом дело! Если у фабриканта отбирают производственное средство на какой-то паршивый драп‑велюр с бумажной основой или вообще, то какой резон оставлять в частных руках выпуск товаров, имеющих хождение наравне с иностранной валютой или переходом в чистейший динамит? Лучший выход прикрепить талант на золотую цепь, как тот знаменитый кот исполнял свои функции вокруг надёжного дуба. Но нельзя наложить лапу нормальным декретом… тогда золотая курочка вовсе перестанет петь… и даже неизвестно — кто поведёт страну вперёд из той пещеры? Но где гарантия, что будет хорошо? И вообще: сколько тех и других зарыто на всяких перекопах, но та ещё не успела сделать вздох облегчения, как снова странные фигуры мелькают там и здесь в бобровых шапках плюс к тому заседают для украшения президиума наравне с выдающимися героями стройки и промышленности. Но мало того, что сыт один, уже отложено кое-что на будущую неутешную вдову с подрастающими малютками для поддержания на культурном уровне, откуда образуется прежняя накипь в жилах человечества, и завтра снова работа неизвестным солдатам выскребать калёным железом. И так небольшой семейный капитализм вокруг могилки ценного творца выстраивается… Это пока ещё только талант, а что если вдруг перед нами гений? У нас такое слово можно только для древних покойников, чтобы не вызвать в тружениках опасное брожение от обиды. Скажите, вы возьметесь разъяснить на большом собрании, почему при одинаковом анатомическом устройстве, даже с меньшим запасом физической мощности, один кушает свежий номенклатурный судак, то другому сойдёт тюлька прошлогоднего засола? Но я ещё не сказал про нравственное раздраженье в нижеоплачиваемых категориях населения, где уже разбужен аппетит к светлой жизни в разрезе жилплощади и многоразового калорийного питания. Чувствуете немножко в ногах, как шатается вся доктрина? Дайте сюда ухо, я вам скажу: гений, вот где проходит будущая трещина мира! Правда, природа иногда гримирует своих любимцев под заурядность как все, но графа Толстого вы не сможете спрятать от масс в мужицкий тулуп и валенки. И если недавно буржуя сравнительно с небольшой процентной ошибкой узнавали по толстому животу, как я, то сейчас у нас шикарно навострились узнавать врага по глазам… О, этот холодный, задумчивый огонёк в зрачке. Чаще опускайте веки, товарищ Дымков: сегодня ещё ничего, но послезавтра я вам не дам гарантии, что сразу сто тысяч рук потянутся туда погасить, восстановить поруганную справедливость распределенья. Но не бойтесь, я буду при вас ангел-хранитель: не надо меня благодарить… и баста!