Автор: abcider

У меня был одноклассник по имени Рауф, по прозвищу Безмыла.

Из того круга людей, что я близко знал, пожалуй, самое подлое и одновременно жалкое создание. Мать у него была русская – совершенно забитое, бессловесное создание (не исключаю, что умственно отсталое), отец – азербайджанец, тупой малообразованный селянин. Сам Гасанов Рауф был конченым двоечником, но учителя ему ставили тройки. Происходило это так: учитель задавал Безмыле вопрос, а половина класса, не таясь, в полголоса или в голос подсказывали ему ответ, когда Безмыла воспроизводил в удобоваримом виде подсказку, учитель ставил «тройку» и на том учёба для Безмыла заканчивалась до следующего вызова. Контрольные мы ему давали переписывать, но обычно он получал за них «двойки», а учителя корректировали те «двойки» описанным выше способом.

Возможно, он вообще не сохранился бы в моей памяти, если бы не случай. На уроке истории он был вызван к доске. Вела историю у нас Майина Ивановна – женщина лет 35-40 (как помню), строгая, статная, красивая. У неё была длинная деревянная указка длинной сантиметров девяносто. Пацаны из класса, где она была руководительницей, рассказывали, что этой указкой она била их по рукам, но с нами, кажется, она её не применяла таким образом, а те были на два года старше.

И вот Безмыла выходит к доске, начинает ждать подсказок. А тема – «Древний Египет». Ну а для начала же надо название темы произнести. Наконец, Безмыла, выслушав наши подсказки, раскрыл рот. Тут-то мы и узнали об альтернативном произношении названия страны. Слово «древний» он опустил, вероятно, как малозначимую частность, а главное слово решительно озвучил: «Ебипет».

Майина Ивановна побледнела, девчонки наши покраснели (те, которые поняли), мы же (пацаны) восприняли ситуацию неоднозначно: русские (Славка, Сашка) хихикали, но я (молокан) и азербайджанцы и метисы пытались поправить Безмылу.

Поясню: у нас, кавказцев, независимо от народности,  не принято прибегать к матерным словам, как это принято у быдла. А при женщинах, тем более юных девушках или детях, это вообще недопустимо. Ибо существуют правила, понятие чести, достоинства, уважения  и долга, чего нет у быдла. Исключения, разумеется, случаются в заварушках или среди вне Кавказа. Нам было очень не по себе из-за того, что наши девчонки могли услышать что-то неподобающее, пусть даже отдалённое и случайное,  от одного из нас.

Безмыла понял, что где-то прокололся и оттого испытал конфуз. Отлично помню его виноватую улыбку и переминание с ноги на ногу. Майина Ивановна строго ему так: «Египет!». А Безмыла пугливо и полушёпотом: «Ебипет». В классе в это время стоял шум. Майина Ивановна поняла, что зря принялась публично исправлять его дикцию, скомандовала: «Садись! Дома название темы учи!» – и поставила в журнале 2.

Так он и не научился выговаривать слово «Египет» правильно. Лыбился виновато, опускал голову, отмахивался в ответ на наши замечания и попытки научения, но не осилил.

У Безмыла были четвёрки и пятёрки по физкультуре. Бег, футбол – это его. В футболе он обычно стоял на воротах, и защищал их хорошо. А вот комбинировать с мячом, отдавать пас, отходить вовремя или бежать в атаку ему было сложно. Хотя бегал, собака, быстро, даже с мячом… по прямой. А! ещё от ворот хорошо бил и угловые подавал.

Всё бы это не стоило воспоминаний, если бы не ещё одна его черта: она чётко определена прозвищем – «без мыла». Меня удивляет, что этот… скажу прямо… глупый человек был просто образцовым льстецом. В его глазах сквозила собачья преданность, когда ему было что-то нужно. Он лебезил перед старшими пацанами, перед учителями, перед тренерами. Он смотрел в рот тем, кто обращал на него внимание – и вилял бы хвостом, если природа вместо лишней массы мозга одарила его рудиментарным органом социализации. Как-то мы классом объявили ему бойкот, но «жалость и заискивание в его очах быстро растопили лёд наших сердец».

Мне он интересен как экземпляр с казалось бы противоположными чертами – абсолютная глупость и льстивость. Обычно льстивость сочетается с хитростью, с коварством. Впрочем, возможно, я его недостаточно знал: в ту пору его личность только складывалась – он отучился с нами лишь «восьмилетку» (его просто не перевели в старшие классы). Не исключено, что я знал Безмылу в то пору, когда он был только личинкой весьма зловредной, в будущем, твари. Иногда я вижу великовозрастных лживых подлецов: возможно, они выросли из аналогичного Безмыла. Выросли, набрались опыта и какого-то ума. Стали равноправными со всей страной гражданами – голосующими на выборах, торгующих наркотой или нефтью, растящими новых личинок, гоняющими на самокатах и ревущих авто, присоединяющимися к осуждению фашизма, убивающими пленных, стоящими на страже стабильности, смотрящими в рот начальнику. Аминь.

Ссылка — https://igorazerin.com/blog/?p=5470

Пару минут назад прочитал у Д. Ольшанского текст, в некоторых фразах поразительно повторяющий то, что декларирует один из героев моего следующего романа. Там на остатках России, в локации нескольких областей… (но это только на первом плане текста, а на втором уровне это небесная Арсения) чудом укореняется власть русских националистов.

Так вот в романе где-то говорится, что русские давно потеряли шанс создать действительно монолитную нацию, по типу армян, евреев, греков, потому что изменились даже физические условия существования людей, не говоря уже о социальных; большинству выгоднее просто быть «человеком мира», или находиться в бесчисленном ряду народов со слабой идентичностью. Кроме того, действует мощная этническая сила в лице нескольких десятков богатейших семейств, которые чутко отслеживают национальные проявления.

В произведении  часть русских находят выход и под шумок создать своё государство. Оно уже вроде бы и не русское, но… В том-то и дело, что прежние девизы, прежние религиозные потуги не помогли создать НАЦИЮ. Пусть не имперскую, но самобытную, в которой русскому не пришлось бы гадать, кто твой собеседник – мордвин, немец, украинец? Со своей ИДЕЕЙ (в романе он имеет название Уклад).

Я нашёл вариант, как создать ядро нации в наших условиях. Я уверен в работоспособности этой идеи, которая и раскрывается по ходу повествования, но воспользуются ли этим русские… Если даже воспользуются, то меня уже не будет. Да и проблема в том, что народ – это когда на века, когда человек себя видит не отдельно, а в очереди тех, кто уже родился, и кому предстоит принять родовую лямку от тебя. Кто не чувствует этого, тот и есть слабое звено твоего племени.

Кстати, Ольшанский там ещё говорит кое-что, что абсолютно созвучно с другими высказываниями в романе. Возможно, в нашей гуще происходит некое осознание. Я рад, что мои попытки подтолкнуть к такому пониманию, становятся трендом. С его известностью будет проще проговаривать тему.

Ссылка — https://igorazerin.com/blog/?p=5455