Метка: литература

Ленид Леонов писал свой роман «Пирамида» примерно сорок пять лет. Произведение большое, сложное, многолинейное. Оно вроде и о реальных события — и мистическое.

Среди разных персонажей, в «Пирамиде» имеется один очень вроде и узнаваемый, но и самобытный, в контексте вообще литературы. Это Бамбалски, или старик Дюрсо. У него особая манера речи. Она нам известна из кино и литературы. Например, в схожем стиле разговаривали многие персонажи Зощенко. В «Золотом телёнке» можно узнать эту манеру у Паниковского, а временами и в авторской речи. В кино… Допустим, «Свадьба в Малиновке», герои «артиллерист» Пуговкина и «Попандопуло» Водяного. Хотя Водяной, как мне кажется, не для этой роли, плохо вписан. Ещё «За двумя зайцами» — «Голохвастый» в исполнении О. Борисова. По всей видимости, такая манера речи была типичной в первой трети двадцатого века в определённых кругах, и возможно, связана с культурным феноменом Одессы. У Жванецкого чётко слышны эти интонации, с чередованием ударения между последним и предпоследним слогами в предложениях, короткие вопросы, часто начинаемые с гласной, и акцентуация вопроса опять же в предпоследнем слоге.

Однако у леоновского старика Дюрсо вопросов не много. Это монологовый персонаж. Но он сотворён тщательно, он живой. Живой не из-за речевой стилистики, вызывающей интерес, а ввиду личного антуража. Если в других примерах схожие персонажи не имеют обычной биографии, то у Бамбалски есть и довольно подробно описанное прошлое, с цирковым детством, и настоящее, в котором взрослая дочь и сложные отношения с государством.

«Пирамида» в определённой мере перекликается с «Мастером и Маргаритой».  Но Булгаков даёт волю чувствам, у него больше динамики, броскости. Чего не отнять у Леонида Максимовича Леонова, так это объёмность персонажей. В романе их очень много и, разумеется, проходные не сильно расписаны автором, но старик Дюрсо один из главных. Колоритная, запоминающаяся, в то же время, не простая и драматическая фигура. Кстати, манера разговора Дюрсо выглядит экстрактом речевой стилистики автора в этом романе, а авторская речь в нём особенная, отличная от других романов Леонова.

Возможно, кто-нибудь рискнёт поставить фильм по этому произведению. Сложно, конечно сложно. Но, к примеру, по гроссмановской «Жизни и Судьбе» поставили. Тоже в романе много авторских рассуждений, внутренних диалогов, тем не менее, фильм получился смотрибельный. Довольно далеко ушедший от книги, но смотрибельный. У «Пирамиды» богаче кинематографическая составляющая, хотя и при большем  текстовом массиве. Не знаю, однако, кто мог бы теперь сыграть старика Дюрсо? Зиновий Гердт, когда-то мог бы. Теперь?.. не знаю.

Одна из сцен с монологом Дюрсо:

— На данном участке фронта я ручаюсь за полный порядок, вам останется голая техника. Двадцать минут на манеже, после чего имеете на выбор спать или шалить, как молодой Бог, в пределах моей видимости, чтоб не склевала шустрая птичка… Что касается добрых дел — только в мелких купюрах, чтобы не производить подозрение как прохвост, заговорщик или идеалист, но пускай дополнительная реклама, что чудак и джентльмен. Я этого не касаюсь, но если правда, что вы ангел, то вам неудобно, словно стрекулист, делать в переносном смысле чечётку при крахмальном гарнитуре плюс цилиндр на отлёте. Здесь, я предвижу, мне достанется нелёгкая половина, и я согласен немножко больше… но не в этом дело. Не подумайте, что я рвусь иметь пай в большом аттракционе, а просто не могу позволить, чтобы в сутолоке жизни рассосалось такое дарование, как вы, если оно по молодости не имеет представления, с кем имеет дело в собственном лице. Берегите себя от всего на свете — от потных рук и пристального вниманья, грязной дружбы и лишней щедрости, но плюс к тому не оставляйте на виду: может нанюхать большая кошка, наступить ногой большой начальник. Это странный предмет: невесомый, он легко режет сталь и может развалиться от неосторожного прикосновенья. Поверьте старику… тот, у кого никогда его не бывало, лучше других понимает, что такое талант!

— А что такое талант? — как эхо переспросил Дымков.

— Вот, на каждый вопрос умного собеседника можно ответить только как Пилат. Наука еще не знает, болезнь это, или дар, или ярмо… Я тоже, но постараюсь. Так называется частное производство ценностей, мимо плана и казны, причём в свою пользу… получается неравновесие. Выдайте всем одинаковый паек, чёрствая корка плюс кружка воды, и один жуёт свою тюремную мурцовку по гроб жизни, как любит сказать директор цирка, а другой немножко пощурится на те же засохлые дырки в тесте через лупу воображения, которое ему досталось без всяких затрат на оборудование, и вот немного спустя в книжных витринах появился какой-нибудь грот любви, то же самое пещера Лейхтвейса, наконец, ценное море Айвазовского, после чего на вторую корку намазывается дефицитное масло, а первую глотают всухую, просто так. Но если у меня орава двенадцать ртов плюс на днях приезжает из провинции дядя с тромбофлебитом, и если хоть для проформы, не сытости ради, надо в каждый сунуть по куску, и за это погибать круглый день на дымном производстве… Если даже кто понимает, что перед ним талант, и сам имеет немножко на этом деле, но, эгоизм природы, каждому хочется больше… и даже не в этом дело! Если у фабриканта отбирают производственное средство на какой-то паршивый драп‑велюр с бумажной основой или вообще, то какой резон оставлять в частных руках выпуск товаров, имеющих хождение наравне с иностранной валютой или переходом в чистейший динамит? Лучший выход прикрепить талант на золотую цепь, как тот знаменитый кот исполнял свои функции вокруг надёжного дуба. Но нельзя наложить лапу нормальным декретом… тогда золотая курочка вовсе перестанет петь… и даже неизвестно — кто поведёт страну вперёд из той пещеры? Но где гарантия, что будет хорошо? И вообще: сколько тех и других зарыто на всяких перекопах, но та ещё не успела сделать вздох облегчения, как снова странные фигуры мелькают там и здесь в бобровых шапках плюс к тому заседают для украшения президиума наравне с выдающимися героями стройки и промышленности. Но мало того, что сыт один, уже отложено кое-что на будущую неутешную вдову с подрастающими малютками для поддержания на культурном уровне, откуда образуется прежняя накипь в жилах человечества, и завтра снова работа неизвестным солдатам выскребать калёным железом. И так небольшой семейный капитализм вокруг могилки ценного творца выстраивается… Это пока ещё только талант, а что если вдруг перед нами гений? У нас такое слово можно только для древних покойников, чтобы не вызвать в тружениках опасное брожение от обиды. Скажите, вы возьметесь разъяснить на большом собрании, почему при одинаковом анатомическом устройстве, даже с меньшим запасом физической мощности, один кушает свежий номенклатурный судак, то другому сойдёт тюлька прошлогоднего засола? Но я ещё не сказал про нравственное раздраженье в нижеоплачиваемых категориях населения, где уже разбужен аппетит к светлой жизни в разрезе жилплощади и многоразового калорийного питания. Чувствуете немножко в ногах, как шатается вся доктрина? Дайте сюда ухо, я вам скажу: гений, вот где проходит будущая трещина мира! Правда, природа иногда гримирует своих любимцев под заурядность как все, но графа Толстого вы не сможете спрятать от масс в мужицкий тулуп и валенки. И если недавно буржуя сравнительно с небольшой процентной ошибкой узнавали по толстому животу, как я, то сейчас у нас шикарно навострились узнавать врага по глазам… О, этот холодный, задумчивый огонёк в зрачке. Чаще опускайте веки, товарищ Дымков: сегодня ещё ничего, но послезавтра я вам не дам гарантии, что сразу сто тысяч рук потянутся туда погасить, восстановить поруганную справедливость распределенья. Но не бойтесь, я буду при вас ангел-хранитель: не надо меня благодарить… и баста!

Роман Булгакова я впервые прочитал когда мне было уже 21-22 года. Впечатление было особенное. Возможно потому, что стояли жаркие дни и душные вечера, а я тусовался в районе Бульварного кольца, в том числе и на Патриарших прудах, и, как многие тогда, увлекался мистикой (книги «Чёрная магия», «Трансцендентальная медитация», «Эзотерика» были обязательными в наборе многочисленных книжных лотков). Ещё я готовился поступить Литературный институт по специализации «Поэзия» и уже Лев Иванович Ошанин зачислил меня на свой курс по результатам творческого конкурса. В общем, атмосфера романа и моей тогдашней действительности соответствовали друг другу.
Теперь отношению к этому роману у меня сильно изменилось. С годами, когда мой перфекционизм и стремление к реализму кристаллизовались и сильно подпортили характер, я вижу в этом сильном произведении много огрехов и грехов.
Пример:

Через некоторое время опять раздался его голос:

– А отчего этот дым там, на бульваре?

– Это горит Грибоедов, – ответил Азазелло.

– Надо полагать, что это неразлучная парочка, Коровьев и Бегемот, побывала там?

– В этом нет никакого сомнения, мессир.

Спрашивается, стал бы всевидящий и всезнающий Воланд задавать такой вопрос Азазелло? Такая сущность вообще вела бы разговоры? Ну ладно… это придирка, допустим.
А многие интересуются, каким образом Мастер оказался в палате после смерти, если всё было уже устроено подручными сатаны, и он с Маргаритой вновь проживал в полуподвальном помещении жилого фонда? Здесь уже явный писательский брак. Нет, кое-кто уверяет, защищая автора, мол произошло разделение души и тела, и случилось это с героями сего произведения во сне. Что на самом деле его душа не в реальности, а в пятом измерении воссоединилась с возлюбленной, там и жизнь удалась, и справедливость восторжествовала, и стены квартиры там раздвигаются до размеров замка… и полночь можно немного задержать. Тогда у меня вопрос интимного характера по отношению к вашему мозгу: как о чужих снах узнала милиция, почему завела дело на сонном основании и каким образом душа Николая Ивановича предоставила следователям бумажку, удостоверяющую в том, что обладатель души «был использован в качестве перевозочного средства (боров)»?
В догонку… Автор в эпилоге пишет:

Но вот что осталось совершенно неясным для следствия – это побуждение, заставившее шайку похитить душевнобольного, именующего себя мастером, из психиатрической клиники.

Как вам такое? Ведь ранее было сообщено на полном серьёзе, что пациент помер! По мне, так это недоработка. Случаются такие конфузы в литературном деле. Страховки от них нет, но я посоветовал бы финансовым организациям ввести такую опцию в свои услуги: хотя бы материальное утешение будет автору поэтического конфуза. А редактора за такой недосмотр надо отправлять на принудительные хозяйственные работы в район центральной городской свалки; там, уклоняясь от прицельных атак чаек и бомжей, он должен повысить уровень своей внимательности и ответственности.
А что представляют собой персонажи? Не касаясь мистических лиц и второстепенных, что можно сказать о главных героях? Обычно говорят о них в превосходных тонах, исключительно в положительном ключе. Achtung! Если вы думаете так же, то дьявольски заблуждаетесь!
Маргарита — просто избалованная, тоскующая от безделья особа, с «низким уровнем социальной ответственности». Даже Кровьев её подколол на теме женской измены:

— …Ведь бывает же так, королева, чтобы надоел муж.

– Да, – глухо ответила Маргарита, в то же время улыбаясь двум фрачникам, которые один за другим склонялись перед нею, целуя колено и руку.

В поисках острых ощущений она сблизилась с нигде не работающим гражданином, единолично просаживавшим крупный денежный выигрыш. Тот ей каждый день розы и алкоголь, она ему — постоянную готовность к «этому» самому и тюбетейку с буквой «М». Её нервы щекотало осознание того, что она сопричастна созданию некого невероятного творения. Ну, и наставление надоевшему мужу рогов тоже, наверное, доставляло ей не меньшее удовольствие.
Мастер? Его может характеризовать следующий диалог:

А вам, что же, мои стихи не нравятся? – с любопытством спросил Иван.

– Ужасно не нравятся.

– А вы какие читали?

– Никаких я ваших стихов не читал! – нервно воскликнул посетитель.

Почти что «не читал, но осуждаю».
В нём можно рассмотреть высокомерие и гипертрофированную веру в собственную гениальность. Иначе как мастером он себя не называет, а известного поэта Бездомного определяет в ученики.
Вообще, писателю без уверенности в своей талантливости, даже излишней уверенности, трудно добиться самого скромного признания. Только ведь талант вещь бесконечно редкая. Но имеет ли право писатель, пусть и весьма талантливый, говорить плохо о творчестве человека, которое ему совершенно не знакомо? Как гражданин — имеет право, как моральный авторитет — нет!
Тем не менее, из этих двух главных персонажей — Мастера и Маргариты — Булгакову удалось создать литературную пару, которая ассоциируется с понятиями «мистической любви», «жертвенной любви», «чистой любви». Этакое своеобразное подтверждение строк Анны Андреевны Ахматовой:

Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.

А напоследок я скажу (© Б. Ахмадулина)…
Озвученные мною критические замечания имеют основание, но дело в том, что роман «Мастер и Маргарита» не был дописан Михаилом Булгаковым. Роман редактировала и, видимо, добавляла в него какие-то детали вдова талантливого писателя Елена. Поэтому нельзя к данному произведению подходить строго по всем параметрам. Нестыковки, наверное, в нём возникли по той причине, что Булгакову не хватило времени обработать своё детище, вычистить, логически скрепить некоторые задумки.
Можно предположить (чисто гипотетически!.. а как же ещё?), что логически отработанный роман представлял бы собой такую схему:

страдающий шизофренией Понырев Иван Николаевич, попадает в психиатрическую клинику по причине обострения (усугублённого тем, что стал очевидцем гибели Берлиоза). Вероятно, выполняя порученную ему работу по разоблачению религии, неожиданно стал проникаться верой, и, в результате столкновения служебного долга с внутренними позывами, у него возник психический дискомфорт, что и активизировало расщепление личности. В клинике, где он сталкивается с дежурной реакцией врачей, в его внутренней реальности поселяется некто Мастер, и через него как бы даётся объяснение всему происходящему. Его болезненное воображение рисует факты пребывания сатаны и его подручных в Москве. И смерть пациента в соседней палате, о которой он случайно узнал, Иванушка представляет по своему. И когда позже санитарка подтверждает кончину человека за больничной стенкой, то он уже готов сказать: «Я так и знал! Я уверяю вас, Прасковья Федоровна, что сейчас в городе еще скончался один человек. Я даже знаю, кто». Проходит время, и Ивана Николаевича выписывают. Но шизофрения не излечивается. Даже спустя годы, принимая лекарства, оставаясь почти нормальным, он ищет доказательства своих фантазий. И подвыпивший старый развратник, бормочущий: «Венера! Венера!.. Эх я, дурак!..» представляется ему очевидцем и участником мистических событий. А может и этот Николай Иванович (замечаете игру слов?) тоже существует лишь в воображении профессора истории Понырева? Тем не менее, сумасшедший профессор, похоже, сумел в своём безумии заглянуть в прошлое — в котором существовал реальный Иисус, документально описанный Пилат, и Иуда — только в современной реальности для этих бывших исторических личностей нет места, потому что мир отдан на время сатане (как и сказано в библейском пророчестве). Силы света даже почти не вмешиваются в нашу реальность, но наблюдают за всякой живой душой.

Вот так, чисто гипотетически, сводя концы с концами.